Скачет сито по полям, А корыто по лугам.
За лопатою метла Вдоль по улице пошла.
Топоры-то, топоры Так и сыплются с горы.
Испугалася коза, растопырила глаза. Что такое? Почему? Ничего я не пойму?
Но, как чёрная железная нога, Побежала, поскакала кочерга.
И помчалися по улице ножи: «Эй, держи, держи, держи, держи, держи».
И кастрюля на бегу закричала утюгу: «Я бегу, бегу, бегу, удержаться не могу»
Вот и чайник за кофейником бежит, Тараторит, тараторит, дребезжит.
Утюги бегут, покрякивают, Через лужи, через лужи перескакивают.
А за ними блюдца, блюдца – дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля! Вдоль по улице несутся - дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля! На стаканы –дзынь!- натыкаются, и стаканы – дзынь! – разбиваются.
И бежит, бренчит, стучит сковорода «Вы куда? Куда? Куда? Куда? Куда?»
А за нею вилки, рюмки да бутылки. Чашки да ложки скачут по дорожке.
Из окошка вывалился стол И пошел, пошел, пошел, пошел, пошел.
А на нём, а на нём как на лошади верхом Самоварище сидит и товарищам кричит: «Уходите, бегите, спасайтеся». И в железную трубу «Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!»
А за ними вдоль забора скачет бабушка Федора: «Ой-ой-ой! Ой-ой-ой! Воротитеся домой»
Но ответило корыто: «На Федору я сердито!» и сказала кочерга: «Я Федоре не слуга!»
А фарфоровые блюдца над Федорою смеются: «Никогда мы, никогда не воротимся сюда»
Тут Федорины коты расфуфорили хвосты, Побежали во всю прыть, чтоб посуду воротить.
Но тарелки вьются-вьются, а Федоре не даются: «Лучше в поле пропадём, а к Федоре не пойдем!»
Мимо курица бежала и посуду увидала: «Куд-куда! Куд-куда! Вы откуда и куда?»
И ответила посуда: «Было нам у бабы худо, не любили нас она, била, била нас она. Запылила, закоптила, загубила нас она».
«Ко-ко-ко! Ко-ко-ко! Жить вам было нелегко!» - «Да, - промолвил медный таз, - погляди-ка ты на нас, мы поломаны, побиты, мы помоями облиты»
Загляни-ка ты в кадушку- и увидишь там лягушку. Загляни-ка ты в ушат – тараканы там кишат.
Оттого-то мы от бабы убежали как от жабы и гуляем по полям, по болотам, по лугам, а к неряхе-замарахе не воротимся.
И они побежали лесочком, Поскакали по пням и по кочкам.
А бедная баба одна, и плачет, и плачет она. Села бы баба за стол, да стол за ворота ушёл. Сварила бы баба щи, да кастрюлю поди поищи! И чашки ушли, и стаканы – остались одни тараканы. Ой, горе Федоре! Горе!