В Германии считали, будто чем больше "лепестков" у цветка сирени, тем большее счастье сулит этот цветок. Найдя цветочек с множеством "лепестков», девушки либо засушивали его на память, либо съедали, чтобы не упустить свое счастье Согласно легенде, сирень появилась в Скандинавии благодаря богине-весне, которая сжалилась над жителями суровых, холодных стран и использовала остатки цветов, чтобы украсить пейзаж, а оставалось у нее только немного лилового и белого. Так и родилась сирень, и ее цветки окрасились в белый и лиловый цвет. Эта легенда связала сирень не только со Скандинавией и с весной, но также с женским состраданием, с жалостью богини, с ее стремлением помочь.

У Гончарова Ольга, старавшаяся пробудить душу Обломова, с досадой подумает: "Но это какая-то Галатея, с которой ей самой приходится быть Пигмалионом". "На Востоке, откуда, как мы знаем, и происходит сирень, служит она эмблемой грустного расставания, и потому влюбленный вручает ее там обыкновенно своей возлюбленной лишь тогда, когда они расходятся или расстаются навсегда". Это восприятие сирени передалось и западноевропейской культуре. В Англии, например, жениху, с которым девушка по какой-либо причине не могла связать свою судьбу, посылалась ветка сирени. В романе "Обломов" для Ольги Ильинской сирень олицетворяла "цвет жизни", весну души, пробуждение первых любовных чувств. Но, независимо от намерений самой девушки, ветка сирени, протянутая Ольгой Обломову, в точности исполнила свое роковое предназначение. Они были обречены на разлуку.

- Мне отчего-то больно, неловко, жжет мня,- прошептал Обломов, не глядя на нее. Она молча сорвала ветку сирени и нюхала ее, закрыв лицо и нос.

- Поверьте мне, это было невольно... я не мог удержаться... - заговорил он, понемногу вооружаясь смелостью. - Если б гром загремел тогда, камень упал бы надо мной, я бы все-таки сказал. Этого никакими силами удержать было нельзя... Ради бога, не подумайте, чтоб я хотел... Я сам через минуту бог знает что дал бы, чтоб воротить неосторожное слово... Она шла, потупя голову и нюхая цветы. - Забудьте же это, - продолжал он, - забудьте, тем более что это неправда... - Неправда? - вдруг повторила она, выпрямилась и выронила цветы. Глаза ее вдруг раскрылись широко и блеснули изумлением. - Как неправда? - повторила она еще. - Да, ради бога, не сердитесь и забудьте. Уверяю вас, это только минутное увлечение... от музыки. - Только от музыки!.. Она изменилась в лице: пропали два розовые пятнышка, и глаза потускли. "Вот ничего и нет! Вот он взял назад неосторожное слово, и сердиться не нужно!.. Вот и хорошо... теперь покойно... Можно по-прежнему говорить, шутить..." - думала она и сильно рванула мимоходом ветку с дерева, оторвала губами один листок и потом тотчас же бросила и ветку и листок на дорожку.

7 глава Он опять пошел тихонько по той же аллее и до половины ее дошел тихо, набрел на ландыши, которые уронила Ольга, на ветку сирени, которую она сорвала и с досадой бросила.

Господи! в какой я омут попал!» Что это у вас? спросила она. Ветка. Какая ветка? Вы видите: сиреневая. Где вы взяли? Тут нет сирени. Где вы шли? Это вы давеча сорвали и бросили. Зачем же вы подняли? Так, мне нравится, что вы... с досадой бросили ее. Нравится досада это новость! Отчего? Не скажу. Скажите, пожалуйста, я прошу… Ни за что, ни за какие блага! Умоляю вас. Он потряс отрицательно головой. А если я спою? Тогда... может быть… Так только музыка действует на вас? сказала она с нахмуренной бровью. Так это правда? Да, музыка, передаваемая вами… Ну, я буду петь... Casta diva, Casta di... зазвучала она воззвание Нормы и остановилась.. Ну, говорите теперь! сказала она.

Casta Diva Возлюбленный мой ко мне возвратится верный первой любви. И против всего мира Стану я тебе защитой.

- Для чего, для кого я буду жить? - говорил он, едучи за ней. - Чего искать, на что направить мысль, намерения? Цвет жизни опал, остались только шипы. Они шли тихо; она слушала рассеянно, мимоходом сорвала ветку сирени и, не глядя на него, подала ему. - Что это? - спросил он оторопев. - Вы видите - ветка. - Какая ветка? - говорил он, глядя на нее во все глаза. - Сиреневая. - Знаю... но что она значит? - Цвет жизни и... Он остановился, она тоже. - И?.. - повторил он вопросительно. - Мою досаду, - сказала она, глядя на него прямо, сосредоточенным взглядом, и улыбка говорила, что она знает, что делает. Облако непроницаемости слетело с нее. Взгляд ее был говорящ и понятен. Она как будто нарочно открыла известную страницу книги и позволила прочесть заветное место. - Стало быть, я могу надеяться... - вдруг, радостно вспыхнув, сказал он. - Всего! Но... Она замолчала. Он вдруг воскрес. И она, в свою очередь, не узнала Обломова: туманное, сонное лицо мгновенно преобразилось, глаза открылись; заиграли краски на щеках; задвигались мысли; в глазах сверкнули желания и воля. Она тоже ясно прочла в этой немой игре лица, что у Обломова мгновенно явилась цель жизни. - Жизнь, жизнь опять отворяется мне, - говорил он как в бреду, - вот она, в ваших глазах, в улыбке, в этой ветке, в Casta diva... все здесь...

Чего вы боитесь? Ужели вы не шутя думаете, что можно разлюбить? с гордою уверенностью спросила она. Теперь и я не боюсь! бодро сказал он. С вами не страшна судьба! Эти слова я недавно где-то читала... у Сю, кажется, вдруг возразила она с иронией, обернувшись к нему, только их там говорит женщина мужчине... У Обломова краска бросилась в лицо. Ольга! Пусть будет все по-вчерашнему, умолял он, я не буду бояться ошибок. Она молчала. Да? робко спрашивал он. Она молчала. Ну, если не хотите сказать, дайте знак какой-нибудь... ветку сирени... Сирени... отошли, пропали! отвечала она. Вон, видите, какие остались: поблеклые! Отошли, поблекли! повторил он, глядя на сирени. И письмо отошло! вдруг сказал он. Она потрясла отрицательно головой. Он шел за ней и рассуждал про себя о письме, о вчерашнем счастье, о поблекшей сирени. «В самом деле, сирени вянут! думал он. Зачем это письмо? К чему я не спал всю ночь, писал утром? Вот теперь как стало на душе опять покойно... (он зевнул)... ужасно спать хочется. А если б письма не было, и ничего б этого не было: она бы не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга, говорили о счастье. И сегодня бы так же, и завтра...» Он зевнул во весь рот

"Ужель и этот миг поблекнет?" - почти печально думал он, и сам не чувствовал, идет ли он, стоит ли на месте. "Сирени отошли, - опять думал он, - вчера отошло, и ночь с призраками, с удушьем тоже отошла... Да! и этот миг отойдет, как сирени! Но когда отходила сегодняшняя ночь, в это время уже расцветало нынешнее утро..." - Что ж это такое? - вслух сказал он в забывчивости. - И - любовь тоже... любовь? А я думал, что она, как знойный полдень, повиснет над любящимися и ничто не двинется и не дохнет в ее атмосфере: и в любви нет покоя, и она движется все куда-то вперед, вперед... "как вся жизнь", говорит Штольц. И не родился еще Иисус Навин, который бы сказал ей: "Стой и не движись!" Что ж будет завтра? - тревожно спросил он себя и задумчиво, лениво пошел домой.

Hans Gude The Lady with Lilacs. Сирень Из букета целого сиреней Мне досталась лишь одна сирень, И всю ночь я думал об Елене, А потом томился целый день. Всё казалось мне, что в белой пене Исчезает милая земля, Расцветают влажные сирени, За кормой большого корабля. И за огненными небесами Обо мне задумалась она, Девушка с газельими глазами Моего любимейшего сна. Сердце прыгало, как детский мячик, Я, как брату, верил кораблю, Оттого, что мне нельзя иначе, Оттого, что я ее люблю. Николай Гумилёв

Pierre Auguste Renoir Woman with Lilacs. Ветка сирени У вагона я ждал, расставаясь с тобой, Полный грусти прощальных мгновений, И в мечтах о былом, вся душою со мной, Ты мне бросила ветку сирени. Резкий голос звонка нас от дум оторвал, Налетели потоки сомнений. И, тебе глядя вслед, весь в слезах целовал Я прощальную ветку сирени... Поезд где-то исчез в серой дымке вдали, Проплывали вечерние тени, И бесцельно я брел по дороге в пыли С одинокою веткой сирени. Я вернулся к себе... Этот вечер унес Все надежды, всю радость стремлений... В эту ночь отцвела от объятий и слез Истомленная ветка сирени... Борис Гальперин 1912 г.