Прием копирования в повести Н.В.Гоголя «Шинель» и повести Г.Мелвилла «Писец Бартлби» Подготовила: А.А. Корсунова Руководитель: Е.Е. Таран

Н.В. Гоголь Г.Мелвилл

1842 год 1853 год

Гоголь – объективный, созерцательный, всеобъемлющий эпический поэт, русский Гомер. Гоголь – социальный романист, великий сатирик, гуманист, проповедующий «любовь враждебным словом отрицанья». Гоголь – религиозный моралист, подвижник и мистик, творчество которого становится выражением его страхов и кошмаров. Гоголь – светлый художник, прозаик чистого искусства, настолько оригинально, ярко и полно описывающий мир, что чтение его вызывает «блаженное мурлыканье» (Набоков).

«ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ» «Нос»

«ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ» «Невский проспект»

«ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ» «Портрет»

«ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ» «Записки сумасшедшего»

«ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ» «Шинель»

Сюжет «Шинели» общеизвестен.

Герман Мелвилл ( , США) классик мировой литературы, моряк и писатель, автор классического романа «Моби Дик». Писал не только прозу, но и стихи. Принадлежит к числу крупнейших представителей позднего американского романтизма. Многие его книги были написаны на основе личных впечатлений, полученных автором во время плавания на китобойных судах.

Герой повести «Писец Бартлби» мелкий канцелярист, переписчик судебных бумаг в частной юридической конторе в Нью-Йорке, американский собрат Акакия Акакиевича Башмачкина.

В работах, где сравниваются эти произведения, авторы преследуют такие цели: 1) «обозначить различия терминов «everyman» и «маленький человек» исходя из их национальной специфики («everyman» «заурядный человек») (АВТОР – Зеленин Д.А.); 2) ответить на вопрос, как трактуется автором проблема власти и слова-как-власти (на основании статьи Р. Барта «Текстовый анализ одной новеллы Э. По») (АВТОР – Маряничева Т.).

Задача нашей работы исследование самого явления (приёма) копирования (повторения, повторов) в повестях Н.В. Гоголя и Г. Мелвилла.

Во-первых, герои Гоголя Мелвилла (Башмачкин и Бартбли) сходны тем, что они чиновники, чья обязанность – переписывать бумаги в конторе. Оба являются чем-то вроде современных копировальных машин.

Гоголь: перепишите писать переписыванье переписывал «Какой-нибудь помощник столоначальника прямо совал ему под нос бумаги, не сказав даже «перепишите», или «вот интересное, хорошенькое дельце... И он брал, посмотрев только на бумагу, не глядя, кто ему подложил и имел ли на то право. Он брал и тут же пристраивался писать ее. Вряд ли где можно было найти человека, который так жил бы в своей должности. Мало сказать: он служил ревностно, нет, он служил с любовью. Там, в этом переписыванье, ему виделся какой-то свой разнообразный и приятный мир. Наслаждение выражалось на лице его; некоторые буквы у него были фавориты, до которых если он добирался, то был сам не свой: и подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами, так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву, которую выводило перо его. Приходя домой, он садился тот же час за стол, хлебал наскоро свои щи и ел кусок говядины с луком, вовсе не замечая их вкуса вставал из-за стола, вынимал баночку с чернилами и переписывал бумаги, принесенные на дом. Если же таких не случалось, он снимал нарочно, для собственного удовольствия, копию для себя, особенно если бумага была замечательна не по красоте слога, но по адресу к какому-нибудь новому или важному лицу.

Мелвилл: «Сначала Бартлби писал невероятно много. Он, казалось, изголодался по переписке и буквально пожирал мои бумаги, не давая себе времени их переваривать, работал без передышки, и при дневном свете, и при свечах. Усердие его радовало бы меня еще больше, будь он повеселее. Но он писал молча, безучастно, как машина».

Во-вторых, существуют и другие виды повторения, копии:

Гоголь: «Ну, уж я вижу, сказала старуха, что, видно, его такая судьба. Уже если так, пусть лучше будет он называться, как и отец его. Отец был Акакий, так пусть и сын будет Акакий». Таким образом и произошел Акакий Акакиевич».

Мелвилл: «В последнее время я стал ловить себя на том, что употребляю это слово "предпочитать" по всякому поводу, даже и не вполне подходящему. И я трепетал при мысли, что общение с переписчиком уже успело отразиться на моем рассудке. Только что Кусачка с весьма кислой и расстроенной миной исчез в дверях, как подошел Индюк, услужливый и смирный. Осмелюсь сказать, сэр, начал он, я тут вчера думал об этом самом Бартлби и надумал, что, если б он только предпочел каждый день выпивать по кварте доброго эля, это, наверное, пошло бы ему на пользу и помогло бы проверять бумаги. Значит, и вы подхватили это слово, сказал я не без легкой тревоги. Осмелюсь спросить: какое слово, сэр? Я бы предпочел, чтобы меня оставили здесь одного, сказал Бартлби, словно оскорбленный нашим вторжением. Вот это самое слово, Индюк, сказал я. А-а, "предпочел"? Да, да, чудное слово. Я-то его никогда не употребляю. Так вот, сэр, я и говорю, если б он только предпочел…»

Более того, сами герои, Акакий Акакиевич Башмачкин и Бартлби, во многом являются копиями: это «маленькие люди», страшно одинокие, скрытно живущие в своём «мирочке». «Полную биографию этого человека просто не из чего сложить», - говорится у Мелвилла, но фраза эта применима к обоим героям.

Второй параметр сближения это пространственная замкнутость, «обёрнутость».

Таким образом, уже в названиях повестей («Шинель» предмет, ставший футляром жизни и причиной смерти, «Писец Бартбли» (с подзаголовком («Уолл-стритская повесть»), где Wall стена, ограждение, преграда) заявляется прежде всего социальная роль человека, его функция, а потом уже его имя. Человек превращается лишь в винтик в огромном механизме, утрачивается его индивидуальность, личность обесценивается.

Третий параметр сближения происходит на уровне интертекста. Самое «гуманистичное» место «Шинели»: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете? И в этих проникающих словах звенели другие слова, говорит Гоголь. Я брат твой». У Мелвилла читаем: «Впервые в жизни меня охватило чувство тягостной, щемящей печали... Печаль брата! Ведь мы с Бартлби оба были сынами Адама».

Повесть Мелвилла кончается горестным восклицанием рассказчика: «О, Бартлби! О, люди!» Сравним с Гоголем: «И закрывал себя рукою бедный молодой человек и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья...»

Подведём итоги Для Гоголя копирование во многом является характеристикой человека. Акакий Акакиевич способен только копировать, и это не есть ни хорошо, ни плохо просто факт жизни, факт существования таких людей, которые тоже являются ЛЮДЬМИ. Для Меллвила факт копирования загадка, такая же, как и вся жизнь героя. Таким образом, копирование это приём, который позволяет авторам раскрыть индивидуальность героев, выразить своё отношение к героям и к миру.

СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ!