Иван Сергеевич Тургенев

Иван Сергеевич Тургенев родился в Орле в старинной дворянской семье. Иван Сергеевич Тургенев родился в Орле в старинной дворянской семье. Детство проходило в имении матери – Спасском-Лутовинове. Детство проходило в имении матери – Спасском-Лутовинове. Имение располагалось в берёзовой роще на пологом холме. Имение располагалось в берёзовой роще на пологом холме. Вокруг просторного двухэтажного господского дома с колоннами, к которому примыкали галереи, был разбит громадный парк. Вокруг просторного двухэтажного господского дома с колоннами, к которому примыкали галереи, был разбит громадный парк. Детские годы

Мать, Варвара Петровна, урождённая Лутовинова, женщина властная, умная и образованная, красотой не блистала. Была она небольшого роста, приземистой, с широким лицом, попорченным оспой. И лишь глаза были хороши: большие, тёмные и блестящие. Мать, Варвара Петровна, урождённая Лутовинова, женщина властная, умная и образованная, красотой не блистала. Была она небольшого роста, приземистой, с широким лицом, попорченным оспой. И лишь глаза были хороши: большие, тёмные и блестящие. Рано потеряв отца, она воспитывалась в доме отчима, где чувствовала себя чужой и бесправной. Она вынуждена была бежать из дома и нашла приют у своего дяди, который держал её в строгости и за малейшее ослушание грозил выгнать из дома. Но неожиданно дядя умер, оставив племяннице огромные поместья и почти пять тысяч крепостных. Рано потеряв отца, она воспитывалась в доме отчима, где чувствовала себя чужой и бесправной. Она вынуждена была бежать из дома и нашла приют у своего дяди, который держал её в строгости и за малейшее ослушание грозил выгнать из дома. Но неожиданно дядя умер, оставив племяннице огромные поместья и почти пять тысяч крепостных. Варвара Петровна Лутовинова

Сергей Николаевич Тургенев Отец писателя, Сергей Николаевич Тургенев, происходил из старинного дворянского, но оскудевшего рода. От былого богатства осталось лишь небольшое имение. Сергей Николаевич был красив, изящен, умен. И не удивительно, что на Варвару Петровну он произвел неотразимое впечатление, и она дала понять, что если Сергей Николаевич посватается, то отказа не последует. Молодой офицер раздумывал недолго. И хотя невеста была на шесть лет старше его и привлекательностью не отличалась, однако громадные угодья и тысячи крепостных душ, которыми она владела, определили решение Сергея Николаевича. Отец писателя, Сергей Николаевич Тургенев, происходил из старинного дворянского, но оскудевшего рода. От былого богатства осталось лишь небольшое имение. Сергей Николаевич был красив, изящен, умен. И не удивительно, что на Варвару Петровну он произвел неотразимое впечатление, и она дала понять, что если Сергей Николаевич посватается, то отказа не последует. Молодой офицер раздумывал недолго. И хотя невеста была на шесть лет старше его и привлекательностью не отличалась, однако громадные угодья и тысячи крепостных душ, которыми она владела, определили решение Сергея Николаевича.

В Орле В начале 1816 года состоялось бракосочетание, и молодые поселились в Орле. Своего мужа Варвара Петровна боготворила и побаивалась. Она предоставила ему полную свободу и ни в чем не ограничивала. Сергей Николаевич жил так, как ему хотелось, не обременяя себя заботами о семье и хозяйстве. В 1821 году он вышел в отставку и вместе с семьей переехал в имение жены Спасское - Лутовиново, в семидесяти верстах от Орла.

Воспоминания детства Варвара Петровна, в основном, занималась воспитанием детей. Перенесенные в свое время в доме отчима и дяди страдания не лучшим образом отразились на ее характере. Своенравная, капризная, истеричная, к детям своим она относилась неровно. Порывы заботливости, внимания и нежности сменялись приступами ожесточения и мелкого тиранства. По ее приказу детей наказывали за малейшие проступки, а иногда и без всякой причины. Варвара Петровна, в основном, занималась воспитанием детей. Перенесенные в свое время в доме отчима и дяди страдания не лучшим образом отразились на ее характере. Своенравная, капризная, истеричная, к детям своим она относилась неровно. Порывы заботливости, внимания и нежности сменялись приступами ожесточения и мелкого тиранства. По ее приказу детей наказывали за малейшие проступки, а иногда и без всякой причины. "Мне нечем помянуть моего детства, - говорил много лет спустя Тургенев. - Ни одного светлого воспоминания. Матери я боялся, как огня. Меня наказывали за всякий пустяк - одним словом, муштровали, как рекрута. Редкий день проходил без розог; когда я отважился спросить, за что меня наказали, мать категорически заявляла: "Тебе об этом лучше знать, догадайся". "Мне нечем помянуть моего детства, - говорил много лет спустя Тургенев. - Ни одного светлого воспоминания. Матери я боялся, как огня. Меня наказывали за всякий пустяк - одним словом, муштровали, как рекрута. Редкий день проходил без розог; когда я отважился спросить, за что меня наказали, мать категорически заявляла: "Тебе об этом лучше знать, догадайся". Когда Тургенев подрос, его ужаснули картины насилия и несправедливости, с которыми он сталкивался на каждом шагу. Мальчик видел жестокость своей матери по отношению к дворовым людям. Она не выносила, когда кто-нибудь ей осмеливался перечить. И гнев ее был страшен. Редкий день проходил без того, чтобы со стороны конюшни не раздавались крики наказываемых плетьми людей. Когда Тургенев подрос, его ужаснули картины насилия и несправедливости, с которыми он сталкивался на каждом шагу. Мальчик видел жестокость своей матери по отношению к дворовым людям. Она не выносила, когда кто-нибудь ей осмеливался перечить. И гнев ее был страшен. Редкий день проходил без того, чтобы со стороны конюшни не раздавались крики наказываемых плетьми людей. На всю жизнь сохранились в сознании писателя горечь за несправедливо нанесенные обиды и унижения. На всю жизнь сохранились в сознании писателя горечь за несправедливо нанесенные обиды и унижения.

В 1827 семья переезжает в Москву; вначале Тургенев обучается в частных пансионах и у хороших домашних учителей. Затем, в 1833, поступает на словесное отделение Московского университета, в 1834 переходит на историко-филологический факультет Санкт- Петербургского университета. Москва. Дом на Остоженке

Записки охотника В 1852 году вышел из печати сборник рассказов «Записки охотника». По словам М.Е. Салтыкова- Щедрина, «Записки охотника» «положили начало целой литературе, имеющей объектом народ и его нужды». В 1852 году вышел из печати сборник рассказов «Записки охотника». По словам М.Е. Салтыкова- Щедрина, «Записки охотника» «положили начало целой литературе, имеющей объектом народ и его нужды».

Властность, самодурство и жестокость барыни Варвары Тургеневой были в свое время притчей. Сцены разнузданного барского произвола разыгрывались в доме ежедневно. Сам Тургенев называл мать «Салтычихой» и не раз рисовал в своих отрицательных героях ее своеволие и надменность (например, в рассказе «Му- му» описан подлинный случай в московской усадьбе Тургеневых). Рассказ «Муму» 1852

В одной из отдаленных улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом, жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленною дворней. Сыновья ее служили в Петербурге, дочери вышли замуж; она выезжала редко и уединенно доживала последние годы своей скупой и скучающей старости. День ее, нерадостный и ненастный, давно прошел; но и вечер ее был чернее ночи. В одной из отдаленных улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом, жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленною дворней. Сыновья ее служили в Петербурге, дочери вышли замуж; она выезжала редко и уединенно доживала последние годы своей скупой и скучающей старости. День ее, нерадостный и ненастный, давно прошел; но и вечер ее был чернее ночи.

… Но вот Герасима привезли в Москву, купили ему сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму тулуп, дали ему в руки метлу и лопату и определили его дворником. Крепко не полюбилось ему сначала его новое житье. С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту. Отчужденный несчастьем своим от сообщества людей, он вырос немой и могучий, как дерево растет на плодородной земле...

Ему отвели над кухней каморку; он устроил её себе сам, по своему вкусу: соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырёх чурбаках, истинно богатырскую кровать; сто пудов можно было положить на неё – не погнулась бы; под кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика – стул на трёх ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим, бывало, поднимет его, уронит и ухмыльнётся. Ему отвели над кухней каморку; он устроил её себе сам, по своему вкусу: соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырёх чурбаках, истинно богатырскую кровать; сто пудов можно было положить на неё – не погнулась бы; под кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика – стул на трёх ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим, бывало, поднимет его, уронит и ухмыльнётся.

Так прошёл год, по окончании которого с Герасимом случилось небольшое происшествие.