Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на СТРАДАНИЯ и на РАДОСТИ ДРУГИХ только в отношении к себе, КАК НА ПИЩУ, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше не способен безумствовать под влиянием страсти… а первое МОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ – подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха – не есть ли первый признак и величайшее ТОРЖЕСТВО ВЛАСТИ? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, - НЕ САМАЯ ЛИ ЭТО СЛАДКАЯ ПИЩА НАШЕЙ ГОРДОСТИ?.. 29-го мая
12-го июня Мы были уже на средине, в самой быстрине, когда она вдруг на седле покачнулась. «Мне дурно!» - проговорила она слабым голосом… Я быстро наклонился к ней, обвил рукой ее гибкую талию. «Смотрите наверх! – шепнул я ей, - это ничего, только не бойтесь; я с вами». Ей стало лучше; она хотела освободиться от моей руки, но я еще крепче обвил ее нежный, мягкий стан; моя щека почти касалась ее щеки; от нее веяло пламенем… Я не обращал внимания на ее трепет и смущение, и губы мои коснулись ее нежной щечки; она вздрогнула, но ничего не сказала… - Или вы меня презираете, или очень любите! – сказала она наконец голосом, в котором были слезы… Л.Е. Фейнберг. Переправа через Подкумок
Л.Е. Фейнберг. «Княжна Мери» Сцена в ресторации. В эту минуту он поднял глаза – я стоял в дверях против него; он ужасно покраснел. Я подошел к нему и сказал медленно и внятно: - Мне очень жаль, что я вошел после того, как вы уже дали честное слово в подтверждение самой отвратительной клеветы. Мое присутствие избавило бы вас от лишней подлости… Прошу вас, - продолжал я тем же тоном, прошу вас сейчас же отказаться от ваших слов; вы очень хорошо знаете, что это выдумка… 16-го июня
Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: ЗАЧЕМ Я ЖИЛ? ДЛЯ КАКОЙ ЦЕЛИ Я РОДИЛСЯ?.. А, верно, она существовала. И, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные… Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений – лучший цвет жизни… Моя любовь никому не принесла счастья, потому что Я НИЧЕМ НЕ ЖЕРТВОВАЛ ДЛЯ ТЕХ, КОГО ЛЮБИЛ: Я ЛЮБИЛ ДЛЯ СЕБЯ, ДЛЯ СОБСТВЕННОГО УДОВОЛЬСТВИЯ; я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их нежность, их радости и страданья – и никогда не мог насытиться…
М.А. Врубель. Дуэль Печорина с Грушницким Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах легким столбом еще вился на краю обрыва. Все в один голос вскрикнули. -Finita la comedia! – сказал я доктору. Он не отвечал и с ужасом отвернулся. Я пожал плечами и раскланялся с секундантами Грушницкого.
В.А. Серов. Объяснение Печорина с Мери Я стоял против нее. Мы долго молчали; ее большие глаза, исполненные неизъяснимой грусти, казалось, искали в моих глазах что-нибудь, похожее на надежду; ее бледные губы напрасно старались улыбнуться; ее нежные руки, сложенные на коленях, были так худы и прозрачны, что мне стало жаль ее. -Княжна, - сказал я, - вы знаете, что я над вами смеялся?.. Вы должны презирать меня… Следственно, вы меня любить не можете… Она обернулась ко мне бледная, как мрамор, только глаза ее чудесно сверкали. - Я ВАС НЕНАВИЖУ… - сказала она.
Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничего брига: его душа сжилась с бурями и битвами. И, выброшенный на берег, он скучает и томится,.. он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там на бледной черте… желанный парус…