Дорога к храму или путь к благодати

Мне осталась одна забаваМне осталась одна забава: Пальцы в рот и веселый свист. Прокатилась дурная слава, Что похабник я и скандалист.Мне осталась одна забава Ах! какая смешная потеря! Много в жизни смешных потерь. Стыдно мне, что я в Бога верил. Горько мне, что не верю теперь. Золотые, далекие дали! Все сжигает житейская мреть. И похабничал я и скандалил Для того, чтобы ярче гореть. Дар поэта ласкать и карябать, Роковая на нем печать. Розу белую с черною жабой Я хотел на земле повенчать. Пусть не сладились, пусть не сбылись Эти помыслы розовых дней. Но коль черти в душе гнездились Значит, ангелы жили в ней. Вот за это веселие мути, Отправляясь с ней в край иной, Я хочу при последней минуте Попросить тех, кто будет со мной, Чтоб за все за грехи мои тяжкие, За неверие в благодать Положили меня в русской рубашке Под иконами умирать. 1923

родился 3 октября 1895 года в селе Константинове

28 декабря 1925г

Стыдно мне, что я в Бога верил. Горько мне, что не верю теперь. Стыдно мне, что я в Бога не верил, горько мне, что не верю теперь.

31 декабря 1925 г. в Москве состоялись похороны Есенина. По Никитскому бульвару траурный кортеж направился на Страстную площадь, к памятнику Пушкину. Трижды вокруг памятника был обнесен гроб с телом Есенина, символизируя живую связь народных поэтов России. Затем путь лежал на Ваганьковское кладбище. Несметное число людей шло за гробом Есенина. Со дня похорон Некрасова в Петербурге Россия не видела такого величественного прощания народа с поэтом!

отрывок из рассказа В. Астафьева «Есенина поют» (из кн.«Затеси») Отчего же это и почему так мало пели и поют у нас Есенина-то? Самого певучего поэта! Неужто и мертвого все его отторгают локтями? Неужто и в самом деле его страшно пускать к народу? Возьмут русские люди и порвут на себе рубаху, а вместе с нею и сердце разорвут, как сейчас впору выскрести его ногтями из тела, из мяса, чтоб больно и боязно было, чтоб отмучиться той мукой, которой не перенес, не пережил поэт, страдающий разом всеми страданиями своего народа и мучаясь за всех людей, за всякую живую тварь недоступной нам всевышней мукой, которую мы часто слышим в себе и потому льнем, тянемся к слову рязанского парня, чтоб еще и еще раз отозвалась, разбередила нашу душу его боль, его всесветная тоска. Я часто чувствую его таким себе близким и родным, что и разговариваю с ним во сне, называю братом, младшим братом, грустным братом, и все утешаю, утешаю его… А где утешишь? Нету его, сиротинки горемычной. Лишь душа светлая витает над Россией и тревожит, тревожит нас вечной грустью… …На траве мокро, с листьев капает, фыркает конь в мокром лугу, умолк за деревней трактор. И лежит без конца и края, в лесах и перелесках, среди хлебов и льнов, возле рек и озер, с умолкшей церковью посередине оплаканная русским певцом Россия.