Адресаты любовной лирики Тютчева
Однолюбом Федор Иванович не был. Он мог страстно обожать двух женщин сразу и при этом не кривил душой. Женщины же, которых он любил, отвечали ему еще более беззаветным, самозабвенным чувством, он увлекал их порой с первой встречи.
Амалия Максимилиановна Лерхенфельд считается первой любовью молодого Тютчева, который познакомился с ней, когда ему было 20 лет. Амалии в то время было всего 14 лет. Впервые молодые люди встретились в Мюнхене, куда Тютчев прибыл по делам службы. Амалия отличалось редкостной красотой, дань которой отдавал не только Тютчев, но и Гейне, Пушкин, Николай Первый. Амалия фон Лерхенфельд
Влечение Тютчева к Амалии оказалось взаимным, и молодые люди много времени проводили вместе в прогулках по Мюнхену и его предместьям. Именно воспоминаниям об этих прекрасных днях посвящено стихотворение «Я помню время золотое», которое поэт написал через долгих 13 лет после встречи с Амалией. Тютчев начал думать о том, чтобы жениться на Амалии, количество поклонников которой было достаточно большим. Однако Амалия, питавшая самые нежные чувства к поэту, не посмела ослушаться своих родителей и по их настоянию вышла замуж за барона Крюденера.
Федор Иванович женился рано, двадцати трех лет. После окончания университета в 1826 году он был определен на дипломатическую службу в Мюнхен и уже через год стал мужем прелестной Элеоноры Петерсон, вдовы русского посланника, взяв ее с четырьмя сыновьями от первого брака. Элеонора была старше Тютчева на четыре года, она боготворила его. «Никогда человек не стал бы столь любим другим человеком, сколь я любим ею, – признавался спустя годы Федор Иванович, – в течение одиннадцати лет не было ни одного дня в ее жизни, когда, дабы упрочить мое счастье, она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновенья, умереть за меня».
У них уже три дочери... И вдруг новая страсть врывается в жизнь Тютчева. Он влюбляется в жену барона Дернберга Эрнестину, одну из первых красавиц Мюнхена, красота которой сочеталась с блестящим умом и прекрасным образованием. Это было не просто увлечение, какие случались с ним и раньше, а роковая страсть, которая, по словам поэта, «потрясает существование и в конце концов губит его». Эрнестина Дёрнберг
Разве можно долго таить такую любовь от чужих глаз? Тем более что Эрнестина теперь свободна: муж ее умер вскоре после ее знакомства с Федором Тютчевым. Их роман получает огласку. Жена, узнав о связи мужа, пытается покончить с собой... Но ведь он любит и Элеонору, любит обеих... Так или иначе, жить в одном городе, в одной стране уже невозможно.
После отпуска, проведенного в России, Федор Иванович отправился к новому месту службы, в Турин. Жена и дети еще в Петербурге, и он, воспользовавшись временным одиночеством, мчится в Геную, где назначено прощальное свидание с Эрнестиной. Тогда никто из них не мог и предположить, что через полтора года она станет госпожой Тютчевой...
Пароход, на котором Элеонора с детьми в мае 1838 года ехала к мужу, ночью загорелся. И. С. Тургенев, оказавшийся в числе пассажиров, впоследствии вспоминал, как некая молодая женщина, не теряя самообладания, в угаре всеобщей паники, босая, полуодетая, выносила сквозь пламя трех малюток. Это была Элеонора Тютчева.
Однако простуда и волнение сделали свое: через три месяца она скончалась в страданиях. Смерть жены потрясла Тютчева. Он поседел в одну ночь... Да, и в эти страшные дни он грезил об Эрнестине и был убежден: если бы не она – не вынести ему тяжести перенесенной утраты... Они венчались в июле 1839 года.
После 22 лет, проведенных за границей, началась новая жизнь – на родине, в Петербурге. Здесь поэт встретил свою последнюю любовь, которая обернулась для него и «блаженством, и безнадежностью»...
Елена Александровна Денисьева – последняя и самая страстная любовь поэта Ф.И. Тютчева (1826 г. – 04 августа 1864 г.)
Его старшие дочери от первого брака, Анна и Екатерина Тютчевы, оканчивали выпускной класс Смольного вместе с Еленой. Они даже были весьма дружны между собою, и на первых порах Helen Денисьева с удовольствием принимала приглашение на чашку чая в гостеприимный дом Тютчевых. Анна Екатерина
Елена Александровна Денисьева родилась в Курске, в 1826 году, в старинной, но очень обедневшей дворянской семье. Рано потеряла мать. С отцом, Александром Дмитриевичем Денисьевым, заслуженным военным, и его второю женою отношения почти сразу не сложились. Непокорная и вспыльчивая для новой «матушки» Елена была спешно отправлена в столицу, Санкт-Петербург – на воспитание к тете, сестре отца, Анне Дмитриевне Денисьевой - старшей инспектрисе Смольного института.
Елена Александровна, при своем природном уме, обаянии, глубокой вдумчивости, серьезности – ведь жизнь сироты, что ни говори, накладывает отпечаток на душу и сердце, – и очень изысканных, изящных манерах могла рассчитывать на весьма неплохое устройство своей судьбы: Смольный институт был под неустанной опекой Императорской Фамилии, и племянницу, почти приемную дочь, заслуженной учительницы собирались при выпуске непременно назначить фрейлиной Двора! А там и замужество, вполне приличное ее летам и воспитанию. Но судьбе было угодно познокомить ее с Федор Ивановичем Тютчевым....
Роман Тютчева с Еленой Денисьевой стал самым сильным в его жизни. Они встретились, когда ей было – 24, ему – и развивался пугающе стремительно! Через полтора десятилетия Тютчев напишет: Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло С того блаженно-рокового дня, Как душу всю она свою вдохнула, Как всю себя перелила в меня...
Федор Иванович снял недалеко от Смольного квартиру с видом на Неву, где они встречались. Долгое время никто ни о чем не догадывался. Но вскоре Елена забеременела. Это ли не позор для Института благородных девиц! Отношения Тютчева и Денисьевой вылились в светский скандал. Жестокие обвинения пали на женщину, которая ради любимого человека пренебрегла и честью, и будущим. Скандал разгорелся в марте 1851 года, почтии перед самым выпуском и придворными назначениями. Теперь перед нею навсегда закрылись двери домов, где прежде она была желанной гостьей. Отец ее проклял. Анну Дмитриевну спешно выпроводили из института, правда, с почетной пенсией – три тысячи рублей ежегодно, а бедную Лелю «все покинули».
У нее почти не осталось ни друзей не знакомых в свете. Ее на новой квартире, где она жила вместе с тетушкой и новорожденной дочерью, тоже – Еленой, – навещали только две-три подруги, самая преданная из них: Варвара Арсеньевна Белорукова, классная дама Смольного, заботящаяся после смерти Елены о детях и престарелой тетке, да немногочисленные родственники. Дочь Елена
От полного отчаяния ее спасала только ее Любовь и привязанность к Тютчеву. Она прощала ему абсолютно все: частые отлучки, постоянную жизнь на две семьи, он не собирался, да и не мог оставить преданной и все знающей Эрнестины Феодоровны и фрейлин – дочерей, свою службу дипломата и камергера. Эгоистичность, вспыльчивость, частую, рассеянную невнимательность к ней, а в конце – даже полухолодность, – и даже то, что ей нередко приходилось лгать детям, и на все их вопросы: «А где папá и почему он обедает с нами только раз в неделю?» – с запинкою отвечать, что он на службе и очень занят.
О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей! Давно ль, гордясь своей победой, Ты говорил: она моя... Год не прошел - спроси и сведай, Что уцелело от нея? Куда ланит девались розы, Улыбка уст и блеск очей? Все опалили, выжгли слезы Горючей влагою своей. Ты помнишь ли, при вашей встрече, При первой встрече роковой, Ее волшебный взор, и речи, И смех младенчески живой? И что ж теперь? И где все это? И долговечен ли был сон? Увы, как северное лето, Был мимолетным гостем он! Судьбы ужасным приговором Твоя любовь для ней была, И незаслуженным позором На жизнь ее она легла! Жизнь отреченья, жизнь страданья! В ее душевной глубине Ей оставались вспоминанья... Но изменили и оне. И на земле ей дико стало, Очарование ушло... Толпа, нахлынув, в грязь втоптала То, что в душе ее цвело.
И что ж от долгого мученья Как пепл, сберечь ей удалось? Боль, злую боль ожесточенья, Боль без отрады и без слез! О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей!