Пастернак в своих музыкальных пристрастиях оставался верен тому, что с детства стало для него родным- музыке Шопена, Листа, Вагнера, Чайковского, Скрябина. Этим кругом любимых авторов исчерпывались музыкальные вкусы поэта. К тому же отсутствие откликов на творчество крупнейших композиторов ХХ в. заставляет подозревать, что после Скрябина музыки для Пастернака как бы и не существовало.

Было поздно, когда я вернулся домой. Вот окно, и табак, и рояль. Все в порядке. Пять прямых параллелей короче прямой, Доказательство – записи в нотной тетрадке.

Шопен был понят Пастернаком как русский художник. В творческом методе Шопена он усматривает важную для него способность «удержать частицы действительности», запечатлеть, вложить в звуки всё многообразие зримого, слышимого и ощущаемого мира: В стихи я внёс дыханье роз, Луга, осоку, сенокос, грозы раскаты. Так некогда Шопен вложил Живое чудо Фольварков, парков, рощ, могил В свои этюды. («Во всём мне хочется дойти»)

Годами когда-нибудь в зале концертной Мне Брамса сыграют,- тоской изойду… Мне Брамса сыграют,- я вздрогну, я сдамся… Мне Брамса сыграют,- я сдамся, я вспомню…

« Тайное композиторство» особенно показательно в стихотворении «Музыка». В стихотворении мы слышим имена Шопена, Вагнера, Чайковского, но имя Скрябина мы сами можем договорить. Как-то раз, Когда шум за стеной, Как прибой, неослаблен, Омут комнат недвижен И улица газом жива,- Раздаётся звонок, Голоса приближаются:- Скрябин. О, куда мне бежать От шагов моего божества! («Детство» из книги «Девятьсот пятый год»

Перед нами одно из свидетельств того, что музыка, отторженная поэтом в юности, в итоге стала если и не фундаментом, то одним из краеугольных камней его творчества. Сама же музыка, потеряв в лице Пастернака профессионального композитора, обрела в нём своего полномочного представителя в мире литературы.