Как живые изваянья, в искрах лунного сиянья, Чуть трепещут очертанья сосен, елей и берез;

Вещий лес спокойно дремлет, яркий блеск луны приемлет, И роптанью ветра внемлет, весь исполнен тайных грез.

Слыша тихий стон метели, шепчут сосны, шепчут ели, В мягкой бархатной постели им отрадно почивать,

Ни о чем не вспоминая, ничего не проклиная, Ветви стройные склоняя, звукам полночи внимать.

Чьи-то вздохи, чье-то пенье, чье-то скорбное моленье, И тоска, и упоенье, - точно искрится звезда,

Точно светлый дождь струится, - и деревьям что-то мнится, То, что людям не приснится, никому и никогда.

Это мчатся духи ночи, это их искрятся очи, В час глубокой полуночи мчатся духи через лес.

Что их мучит, что тревожит? Что, как червь, их тайно гложет? Отчего их рой не может петь отрадный гимн небес?

Все сильней звучит их пенье, все слышнее в нем томленье, Неустанного стремленья неизменная печаль, -

Точно их томит тревога, жажда веры, жажда Бога, Точно мук у них так много, точно им чего-то жаль.

А луна всё льет сиянье, и без муки, без страданья, Чуть трепещут очертанья вещих сказочных стволов.

Все они так сладко дремлют, безучастно стонам внемлют, И спокойствием приемлют чары ясных светлых снов.