Строка, оборванная пулей Молодые поэты, погибшие на фронтах Великой Отечественной войны

Поэзия, ставшая подвигом Памяти наших отцов и старших братьев, памяти вечно молодых солдат и офицеров Советской Армии, павших на фронтах Великой Отечественной войны.

А. Екимцев А. Екимцев ПОЭТЫ ПОЭТЫ Где-то под лучистым обелиском, От Москвы за тридевять земель, Спит гвардеец Всеволод Багрицкий, Завернувшись в серую шинель. Где-то под березою прохладной, Что мерцает в лунном далеке, Спит гвардеец Николай Отрада С записною книжкою в руке. И под шорох ветерка морского, Что зарей июльскою согрет, Спит без пробужденья Павел Коган Вот уж ровно девятнадцать лет. И в руке поэта и солдата Так вот и осталась на века Самая последняя граната Самая последняя строка. Спят поэты вечные мальчишки! Им бы завтра на рассвете встать, Чтобы к запоздавшим первым книжкам Предисловия кровью написать! Где-то под лучистым обелиском, От Москвы за тридевять земель, Спит гвардеец Всеволод Багрицкий, Завернувшись в серую шинель. Где-то под березою прохладной, Что мерцает в лунном далеке, Спит гвардеец Николай Отрада С записною книжкою в руке. И под шорох ветерка морского, Что зарей июльскою согрет, Спит без пробужденья Павел Коган Вот уж ровно девятнадцать лет. И в руке поэта и солдата Так вот и осталась на века Самая последняя граната Самая последняя строка. Спят поэты вечные мальчишки! Им бы завтра на рассвете встать, Чтобы к запоздавшим первым книжкам Предисловия кровью написать!

Борису Богаткову не было еще и 19 лет. Борису Богаткову не было еще и 19 лет. Командир взвода автоматчиков, он пишет стихи, создает гимн дивизии. Подняв в атаку солдат, он пал смертью храбрых 11 августа 1943 года в бою за Гнездиловскую высоту (в районе СмоленскЕльня). Посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. Командир взвода автоматчиков, он пишет стихи, создает гимн дивизии. Подняв в атаку солдат, он пал смертью храбрых 11 августа 1943 года в бою за Гнездиловскую высоту (в районе СмоленскЕльня). Посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. Борис Богатков Борис Богатков Новый чемодан длиной в полметра, Кружка, ложка, ножик, котелок... Я заранее припас все это, Чтоб явиться по повестке в срок. Как я ждал ее! И наконец-то Вот она, желанная, в руках!..... Пролетело, отшумело детство В школах, в пионерских лагерях. Молодость девичьими руками Обнимала и ласкала нас, Молодость холодными штыками Засверкала на фронтах сейчас. Молодость за все родное биться Повела ребят в огонь и дым, И спешу я присоединиться К возмужавшим сверстникам моим.

Павел Коган …Столько видел и пережил сожженные немцами села, женщины, у которых убиты дети, и, может быть, главное людей в освобождённых сёлах, которые не знали от радости, куда нас посадить, чем угостить. Нам всегда казалось, что мы всё понимаем. Мы и понимали, но головой. А теперь я понимаю сердцем. И вот за то, чтобы на прекрасной нашей земле не шлялась ни одна гадина, чтоб смелый и умный наш народ никто не смел назвать рабом, за нашу с тобой любовь я и умру, если надо. …Столько видел и пережил сожженные немцами села, женщины, у которых убиты дети, и, может быть, главное людей в освобождённых сёлах, которые не знали от радости, куда нас посадить, чем угостить. Нам всегда казалось, что мы всё понимаем. Мы и понимали, но головой. А теперь я понимаю сердцем. И вот за то, чтобы на прекрасной нашей земле не шлялась ни одна гадина, чтоб смелый и умный наш народ никто не смел назвать рабом, за нашу с тобой любовь я и умру, если надо. Павел Коган родился в 1918 году в семье служащего в Киеве. С 1922 года жил в Москве. Здесь окончил школу и в 1936 году поступил в московский Институт философии, литературы и искусства (ИФЛИ). В 1939 году перешёл в Литературный институт, продолжая заочно учиться в ИФЛИ. Он был человек страстный, вспоминает Давид Самойлов. Так же горячо, как к стихам, он относился к людям. К друзьям влюблённо, но уж если кого не любил, в том не признавал никаких достоинств. Павел Коган родился в 1918 году в семье служащего в Киеве. С 1922 года жил в Москве. Здесь окончил школу и в 1936 году поступил в московский Институт философии, литературы и искусства (ИФЛИ). В 1939 году перешёл в Литературный институт, продолжая заочно учиться в ИФЛИ. Он был человек страстный, вспоминает Давид Самойлов. Так же горячо, как к стихам, он относился к людям. К друзьям влюблённо, но уж если кого не любил, в том не признавал никаких достоинств. Письмо с фронта

«МЫ» «МЫ» Есть в наших днях такая точность, Что мальчики иных веков, Наверно, будут плакать ночью О времени большевиков. И будут жаловаться милым, Что не родились в те года, Когда звенела и дымилась, На берег рухнувши, вода. Они нас выдумают снова Сажень косая, твёрдый шаг И верную найдут основу, Но не сумеют так дышать, Как мы дышали, как дружили, Как жили мы, как впопыхах Плохие песни мы сложили О поразительных делах. Есть в наших днях такая точность, Что мальчики иных веков, Наверно, будут плакать ночью О времени большевиков. И будут жаловаться милым, Что не родились в те года, Когда звенела и дымилась, На берег рухнувши, вода. Они нас выдумают снова Сажень косая, твёрдый шаг И верную найдут основу, Но не сумеют так дышать, Как мы дышали, как дружили, Как жили мы, как впопыхах Плохие песни мы сложили О поразительных делах. Мы были всякими, любыми, Не очень умными подчас. Мы наших девушек любили, Ревнуя, мучаясь, горячась. Мы были всякими. Но, мучась, Мы понимали: в наши дни Нам выпала такая участь, Что пусть завидуют они. Они нас выдумают мудрых, Мы будем строги и прямы, Они прикрасят и припудрят, И всё-таки пробьёмся мы! Мы были всякими, любыми, Не очень умными подчас. Мы наших девушек любили, Ревнуя, мучаясь, горячась. Мы были всякими. Но, мучась, Мы понимали: в наши дни Нам выпала такая участь, Что пусть завидуют они. Они нас выдумают мудрых, Мы будем строги и прямы, Они прикрасят и припудрят, И всё-таки пробьёмся мы!

Михаил Кульчицкий Мечтатель, фантазёр, лентяй­- завистник! Что? Пули в каску безопасней капель? И всадники проносятся со свистом Вертящихся пропеллерами сабель. Я раньше думал: лейтенант Звучит налейте нам, И, зная топографию, Он топает по гравию. Война ж совсем не фейерверк, А просто трудная работа, Когда черна от пота вверх скользит по пахоте пехота. Мечтатель, фантазёр, лентяй­- завистник! Что? Пули в каску безопасней капель? И всадники проносятся со свистом Вертящихся пропеллерами сабель. Я раньше думал: лейтенант Звучит налейте нам, И, зная топографию, Он топает по гравию. Война ж совсем не фейерверк, А просто трудная работа, Когда черна от пота вверх скользит по пахоте пехота. Марш! И глина в чавкающем топоте До мозга костей промёрзших ног Наворачивается на чёботы Весом хлеба в месячный паёк. Марш! И глина в чавкающем топоте До мозга костей промёрзших ног Наворачивается на чёботы Весом хлеба в месячный паёк. На бойцах и пуговицы вроде Чешуи тяжёлых орденов. Не до ордена. Была бы Родина На бойцах и пуговицы вроде Чешуи тяжёлых орденов. Не до ордена. Была бы Родина Михаил Валентинович Кульчицкий родился в 1919 году в Харькове. Окончив десятилетку, некоторое время работал на Харьковском тракторном заводе. Проучившись год в Харьковском университете, перевёлся на второй курс Литературного института им. Горького.

Всеволод Багрицкий Поэт Всеволод Эдуардович Багрицкий сын поэта и сам поэт родился в Одессе. В 1926 году семья Багрицких переехала под Москву. После школы Всеволод учился в Государственной театральной студии. Писать стихи начал очень рано. Поэт Всеволод Эдуардович Багрицкий сын поэта и сам поэт родился в Одессе. В 1926 году семья Багрицких переехала под Москву. После школы Всеволод учился в Государственной театральной студии. Писать стихи начал очень рано. В действующую армию попал лишь после настойчивых просьб, в январе 1942 года, поскольку был освобождён от воинской службы по состоянию здоровья. Всеволод Багрицкий получил назначение в армейскую газету «Отвага» на Волховском фронте. В действующую армию попал лишь после настойчивых просьб, в январе 1942 года, поскольку был освобождён от воинской службы по состоянию здоровья. Всеволод Багрицкий получил назначение в армейскую газету «Отвага» на Волховском фронте. Мы двое суток лежали в снегу. Никто не сказал: Замёрз, не могу. Видели мы и вскипала кровь Немцы сидели у жарких костров. Но, побеждая, надо уметь Ждать, негодуя, ждать и терпеть. По чёрным деревьям всходил рассвет, По чёрным деревьям спускалась мгла. Но тихо лежи, раз приказа нет, Минута боя ещё не пришла. Мы двое суток лежали в снегу. Никто не сказал: Замёрз, не могу. Видели мы и вскипала кровь Немцы сидели у жарких костров. Но, побеждая, надо уметь Ждать, негодуя, ждать и терпеть. По чёрным деревьям всходил рассвет, По чёрным деревьям спускалась мгла. Но тихо лежи, раз приказа нет, Минута боя ещё не пришла. Ракета всплывёт и сумрак рвёт. Теперь не жди, товарищ! Вперёд! Мы окружили их блиндажи, Мы половину взяли живьём… А ты, ефрейтор, куда бежишь? Пуля догонит сердце твоё. Кончился бой. Теперь отдохнуть, Ответить на письма… И снова в путь! Ракета всплывёт и сумрак рвёт. Теперь не жди, товарищ! Вперёд! Мы окружили их блиндажи, Мы половину взяли живьём… А ты, ефрейтор, куда бежишь? Пуля догонит сердце твоё. Кончился бой. Теперь отдохнуть, Ответить на письма… И снова в путь!

Николай Майоров Николай Майоров родился в Иванове в семье рабочего. Окончив школу, поступил на исторический факультет МГУ, а с 1939 года стал ещё посещать поэтический семинар в Литинституте. Писать начал рано, первые стихи напечатал в университетской многотиражке. Летом 1941 года вместе с другими студентами на сооружении противотанковых рвов под Ельней. В октябре 1941 года добился зачисления в действующую армию. Николай Майоров родился в Иванове в семье рабочего. Окончив школу, поступил на исторический факультет МГУ, а с 1939 года стал ещё посещать поэтический семинар в Литинституте. Писать начал рано, первые стихи напечатал в университетской многотиражке. Летом 1941 года вместе с другими студентами на сооружении противотанковых рвов под Ельней. В октябре 1941 года добился зачисления в действующую армию. Мы жгли костры и вспять пускали реки. Нам не хватало неба и воды. Упрямой жизни в каждом человеке Железом обозначены следы Так в нас запали прошлого приметы. А как любили мы спросите жён! Пройдут века, и вам солгут портреты, Где нашей жизни ход изображён. Мы были высоки, русоволосы. Вы в книгах прочитаете, как миф, О людях, что ушли, не долюбив, Не докурив последней папиросы… Мы жгли костры и вспять пускали реки. Нам не хватало неба и воды. Упрямой жизни в каждом человеке Железом обозначены следы Так в нас запали прошлого приметы. А как любили мы спросите жён! Пройдут века, и вам солгут портреты, Где нашей жизни ход изображён. Мы были высоки, русоволосы. Вы в книгах прочитаете, как миф, О людях, что ушли, не долюбив, Не докурив последней папиросы…

Муса Джалиль В мае 1945 г. боец одного из подразделений советских войск, штурмовавших Берлин, во дворе фашистской тюрьмы Моабит нашел записку, в которой говорилось: В мае 1945 г. боец одного из подразделений советских войск, штурмовавших Берлин, во дворе фашистской тюрьмы Моабит нашел записку, в которой говорилось: «Я, известный татарский писатель Муса Джалиль, заключен в Моабитскую тюрьму как пленный, которому предъявлены политические обвинения, и, наверное, буду скоро расстрелян. Если кому-нибудь из русских попадет эта запись, пусть передадут привет от меня моим товарищам-писателям в Москве». Весть о подвиге татарского поэта пришла на родину. «Я, известный татарский писатель Муса Джалиль, заключен в Моабитскую тюрьму как пленный, которому предъявлены политические обвинения, и, наверное, буду скоро расстрелян. Если кому-нибудь из русских попадет эта запись, пусть передадут привет от меня моим товарищам-писателям в Москве». Весть о подвиге татарского поэта пришла на родину. После войны были опубликованы стихи из «Моабитской тетради» После войны были опубликованы стихи из «Моабитской тетради» Если жизнь проходит без следа, В низости, в неволе, что за честь! Лишь в свободе жизни красота! Лишь в отважном сердце вечность есть! Если кровь твоя за Родину лилась, Ты в народе не умрешь, джигит, Кровь предателя струится в грязь, Кровь отважного в сердцах горит. Умирая, не умрет герой Мужество останется в веках. Имя прославляй свое борьбой, Чтоб оно не смолкло на устах! Если жизнь проходит без следа, В низости, в неволе, что за честь! Лишь в свободе жизни красота! Лишь в отважном сердце вечность есть! Если кровь твоя за Родину лилась, Ты в народе не умрешь, джигит, Кровь предателя струится в грязь, Кровь отважного в сердцах горит. Умирая, не умрет герой Мужество останется в веках. Имя прославляй свое борьбой, Чтоб оно не смолкло на устах!

Муса Джалиль Не преклоню колен, палач, перед тобою, Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей. Придет мой час умру. Но знай: умру я стоя, Хотя ты голову отрубишь мне, злодей. Не преклоню колен, палач, перед тобою, Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей. Придет мой час умру. Но знай: умру я стоя, Хотя ты голову отрубишь мне, злодей. Увы, не тысячу, а только сто в сраженье Я уничтожить смог подобных палачей. За это, возвратясь, я попрошу прощенья, Колена преклонив, у родины моей. Увы, не тысячу, а только сто в сраженье Я уничтожить смог подобных палачей. За это, возвратясь, я попрошу прощенья, Колена преклонив, у родины моей.

Из «Моабитской тетради» «Друг! Не горюй, что рано умираем… Мы не из тех, кто мог с пути свернуть. Мы умираем на переднем крае, Нас перед смертью нечем упрекнуть». «Друг! Не горюй, что рано умираем… Мы не из тех, кто мог с пути свернуть. Мы умираем на переднем крае, Нас перед смертью нечем упрекнуть». «…Как знамя, верность Родине подняв, Джигит прошел огонь и воду. Не автоматом, не конем силен, А клятвою своей народу» «…Как знамя, верность Родине подняв, Джигит прошел огонь и воду. Не автоматом, не конем силен, А клятвою своей народу» (Моабитская тетрадь, ноябрь 1943 года) (Моабитская тетрадь, ноябрь 1943 года)

Семен Гудзенко Семён Петрович Гудзенко (5 марта 1922, Киев 12 февраля 1953, Москва) советский поэт- фронтовик. Семён Петрович Гудзенко (5 марта 1922, Киев 12 февраля 1953, Москва) советский поэт- фронтовик. В 1939 г. поступил в ИФЛИ и переехал в Москву. В 1941 г. добровольцем ушёл на фронт, в 1942 был тяжело ранен. После ранения был фронтовым корреспондентом. Первую книгу стихов выпустил в 1944 г. После окончания Второй мировой войны работал корреспондентом в военной газете. В 1939 г. поступил в ИФЛИ и переехал в Москву. В 1941 г. добровольцем ушёл на фронт, в 1942 был тяжело ранен. После ранения был фронтовым корреспондентом. Первую книгу стихов выпустил в 1944 г. После окончания Второй мировой войны работал корреспондентом в военной газете.

Из записных книжек солдата Семена Гудзенко: "Ранен. В живот. На минуту теряю сознание. Больше всего боялся раны в живот. Пусть бы в руку, ногу, плечо. Ходить не могу. Везут на санях". «Перед атакой», 1942 год Когда на смерть идут - поют, а перед этим можно плакать. Ведь самый страшный час в бою - час ожидания атаки. Снег минами изрыт вокруг, весь почернел от пыли минной. Разрыв - и умирает друг. И значит - смерть проходит мимо. Сейчас настанет мой черёд, за мной одним идёт охота. Будь проклят сорок первый год - ты, вмёрзшая в снега пехота. Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины. Разрыв - и лейтенант хрипит, и смерть опять проходит мимо. Но мы уже не в силах ждать, и нас ведёт через траншеи Окоченевшая вражда, штыком дырявящая шеи. Бой был короткий. А потом глушили водку ледяную, И выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую.

Они не вернулись с поля боя... Молодые, сильные, жизнелюбивые... Непохожие друг на друга в частностях, они были схожи друг с другом в общем. Они не вернулись с поля боя... Молодые, сильные, жизнелюбивые... Непохожие друг на друга в частностях, они были схожи друг с другом в общем. Они мечтали о творческом труде, о горячей и чистой любви, о светлой жизни на земле. Они мечтали о творческом труде, о горячей и чистой любви, о светлой жизни на земле. Честнейшие из честнейших, они оказались смелейшими из смелейших. Честнейшие из честнейших, они оказались смелейшими из смелейших. Они без колебаний вступили в борьбу с фашизмом. Это о них написано: Они без колебаний вступили в борьбу с фашизмом. Это о них написано: Они уходили, твои одногодки, Зубов не сжимая, судьбу не кляня. А путь предстояло пройти не короткий: От первого боя до вечного огня...

Люди! Покуда сердца стучатся, Помните! Какою ценой завоевано счастье, Пожалуйста, помните! «Реквием» Роберта Рождественского