«Я с молоком матери впитал в себя дух русского гуманизма. Дед мой – А.Н.Бекетов, ректор СПб. Университета, и я по происхождению и по крови гуманист, т.е., как говорят теперь, - интеллигент». «Семья моей матери причастна к литературе и науке».

1898 – – – 1921

«Стихи о Прекрасной Даме» – яркое явление «младосимволизма». Стихи этого цикла символико-многозначны и многоплановы. Основная антитеза цикла – противопоставление «небесного» и «земного» и ожидание их грядущего «синтеза» – воплощается в сложных отношениях Прекрасной Дамы и лирического героя. Лирический сюжет цикла – это история встречи лирического героя и Дамы, которая преобразит мир.

Центральный цикл этого периода - «Снежная маска» - который отражает период антитезы в творчестве Блока по отношению к мироощущению времен «Стихов о Прекрасной даме». В нем лирический герой, пережив утрату идеальной любви, с высоких небес духовного спускается в хаос материального, пытаясь переосмыслить окружающий мир.

По вечерам над ресторанами Горячий воздух дик и глух, И правит окриками пьяными Весенний и тлетворный дух. Вдали, над пылью переулочной, Над скукой загородных дач, Чуть золотится крендель булочной, И раздаётся детский плач. И каждый вечер, за шлагбаумами, Заламывая котелки, Среди канав гуляют с дамами Испытанные остряки. Над озером скрипят уключины И раздается женский визг, А в небе, ко всему приученный, Бессмысленно кривится диск. И каждый вечер друг единственный В моём стакане отражён И влагой терпкой и таинственной Как я, смирён и оглушён. А рядом у соседних столиков Лакеи сонные торчат, И пьяницы с глазами кроликов «In vino veritas!» кричат.

И каждый вечер, в час назначенный (Иль это только снится мне?), Девичий стан, шелками схваченный, В туманном движется окне. И медленно, пройдя меж пьяными, Всегда без спутников, одна, Дыша духами и туманами, Она садится у окна. И веют древними поверьями Ее упругие шелка, И шляпа с траурными перьями, И в кольцах узкая рука. И странной близостью закованный, Смотрю за тёмную вуаль, И вижу берег очарованный И очарованную даль. Глухие тайны мне поручены, Мне чьё-то солнце вручено, И все души моей излучины Пронзило терпкое вино. И перья страуса склонённые В моём качаются мозгу, И очи синие бездонные Цветут на дальнем берегу. В моей душе лежит сокровище, И ключ поручен только мне! Ты право, пьяное чудовище! Я знаю: истина в вине.

Исследователи творчества Блока отметили, что композиция «Незнакомки» резко делится на две части: в первой части запечатлён быт петербургского пригорода, с его «тлетворным духом»; во второй части в мир пошлости и банальности входит таинственная незнакомка, чуждая этому миру. Блоковская Незнакомка возникает из марева обыденности, она свидетельствует, что даже средь «пошлости» таится красота, способная преобразить мир. Блоковская Незнакомка – предвидение идеала и вера в идеал.

Третий период творчества открывает цикл «На поле Куликовом» (1908). Основной мотив цикла – бой с врагом за счастье России. Россия персонифицирована здесь в образе «Светлой жены». Куликовская битва мыслится как борьба между Добром и Злом, причём не только в судьбах Родины, но и в душе каждого человека.

Стихотворение М.Ю.Лермонтова «Родина» Стихотворение А.Блока «Россия» Отрывок о птице-тройке из «Мёртвых душ» Н.В.Гоголя.

Люблю отчизну я, но странною любовью! Не победит ее рассудок мой. Ни слава, купленная кровью, Ни полный гордого доверия покой, Ни темной старины заветные преданья Не шевелят во мне отрадного мечтанья. Но я люблю - за что, не знаю сам - Ее степей холодное молчанье, Ее лесов безбрежных колыханье, Разливы рек ее, подобные морям; Проселочным путем люблю скакать в телеге И, взором медленным пронзая ночи тень, Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге, Дрожащие огни печальных деревень; Люблю дымок спаленной жнивы, В степи ночующий обоз И на холме средь желтой нивы Чету белеющих берез. С отрадой, многим незнакомой, Я вижу полное гумно, Избу, покрытую соломой, С резными ставнями окно; И в праздник, вечером росистым, Смотреть до полночи готов На пляску с топаньем и свистом Под говор пьяных мужичков.

Опять, как в годы золотые, Три стёртых треплются шлеи, И вязнут спицы расписные В расхлябанные колеи... Россия, нищая Россия, Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые,- Как слёзы первые любви! Тебя жалеть я не умею И крест свой бережно несу... Какому хочешь чародею Отдай разбойную красу! Пускай заманит и обманет,- Не пропадёшь, не сгинешь ты, И лишь забота затуманит Твои прекрасные черты... Ну что ж? Одно заботой боле - Одной слезой река шумней А ты все та же - лес, да поле, Да плат узорный до бровей... И невозможное возможно, Дорога долгая легка, Когда блеснёт в дали дорожной Мгновенный взор из-под платка, Когда звенит тоской острожной Глухая песня ямщика!..

Один из главных циклов третьего периода - цикл «Возмездие». Этот цикл продолжает тему «страшного мира». Возмездие, по Блоку, это прежде всего осуждение человеком самого себя, измена данным когда-то священным обетам, расплата за которую душевная опустошенность, усталость от жизни, покорное ожидание смерти. Эти мотивы звучат во всех стихотворениях цикла «Возмездие».

О доблестях, о подвигах, о славе Я забывал на горестной земле, Когда твоё лицо в простой оправе Перед мной сияло на столе. Но час настал, и ты ушла из дому. Я бросил в ночь заветное кольцо. Ты отдала свою судьбу другому, И я забыл прекрасное лицо. Летели дни, крутясь проклятым роем... Вино и страсть терзали жизнь мою... И вспомнил я тебя пред аналоем, И звал тебя, как молодость свою... Я звал тебя, но ты не оглянулась, Я слёзы лил, но ты не снизошла. Ты в синий плащ печально завернулась, В сырую ночь ты из дому ушла. Не знаю, где приют твоей гордыне Ты, милая, ты, нежная, нашла... Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий, В котором ты в сырую ночь ушла... Уж не мечтать о нежности, о славе, Все миновалось, молодость прошла! Твоё лицо в его простой оправе Своей рукой убрал я со стола.

Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи ещё хоть четверть века - Всё будет так. Исхода нет. Умрёшь - начнёшь опять сначала, И повторится всё, как встарь, Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь. (1912)

Стихотворение Александра Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека…», хотя и было написано в 1912 году, традиционно относится к теме страшного мира. В нем с наибольшей полнотой звучит мотив безысходности. Он усиливается, во-первых, кольцевой композицией, ведь начинается и заканчивается произведение одинаковыми словами, создающими замкнутый круг, а во-вторых, лексикой самого стихотворения: «исхода нет», «умрешь», «бессмысленный свет». Почему именно аптека появляется уже в первой строке? По времени создания данное стихотворение входит в цикл «Пляски смерти». Следовательно, в нем ведущей была уже тема смерти. Современники вспоминают, что Блок был очень конкретен в своих произведениях. Поэтому, читая их, можно было воссоздать картину реальной действительности. Например, данное стихотворение сразу вызывает ассоциацию с мостом, ведущим на Крестовский остров, который по ночам, как правило, был пустынным и не охранялся городовыми. Возможно, поэтому он всегда притягивал к себе самоубийц. Именно в аптеке на углу набережной Малой Невки и Большой Зелениной улицы оказывали помощь покушавшимся на самоубийство. Это была мрачная аптека, при этом ее огни и горевший рядом керосиновый фонарь отражались в воде. Так как Блок любил Петроградскую сторону и часто бывал здесь, то вид «аптеки самоубийц» и вызывал в его сознании мистическое сочетание жизни и смерти, отраженное в «ледяной ряби» канала.

Памяти Александра Блока Он прав - опять фонарь, аптека, Нева, безмолвие, гранит... Как памятник началу века, Там этот человек стоит - Когда он Пушкинскому Дому, Прощаясь, помахал рукой И принял смертную истому Как незаслуженный покой. (1946)

«Что такое поэт? … он… приводит в гармонию слова и звуки, потому что он… сын гармонии; и ему дана какая-то роль в мировой культуре… Первое дело, которое требует его служение, - бросить «заботы суетного света» для того, чтобы поднять внешние покровы, чтобы открыть глубину…»

«И Пушкина… убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха. С ним умирала его культура… Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, а творческую волю, тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл…»

Революцию 1917 г. Блок принял как проявление живой стихии, разрушающей современную мёртвую цивилизацию.

«В том потоке мыслей и предчувствий, который захватил меня десять лет назад, было смешанное чувство России: тоска, ужас, покаяние, надежда... Все это продолжалось немного лет, но немногие годы легли на плечи, как долгая, бессонная, наполненная призраками ночь...».

«Переделать все.. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью... Горе тем, кто думает найти в революции исполнение только своих мечтаний, как бы высоки и благородны они ни были. Революция, как грозовой вихрь, как снежный буран, всегда несет новое и неожиданное; она жестоко обманывает многих; она легко калечит в своем водовороте достойного; она часто выносит на сушу невредимыми недостойных, но это ее частности, это не меняет ни общего направления потока, ни того грозного и оглушительного гула, который издает поток. Гул этот, все равно, всегда о великом...»

«...Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа. Почему валят столетние парки? Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему мошной, а дураку образованностью». «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием слушайте Революцию!..»

Противоречивость революционности Блока сказалась и в его творчестве 1918 года. Необычайный подъём, который Блок пережил в дни революции, пробудил в нём художника. Замолчав в 1917 году, превратившись в редактора стенографических отчетов, Блок в 1918 году снова стал поэтом. В начале 1918 года он испытывает исключительный прилив творческих сил и создаёт два крупнейших своих произведения: «Двенадцать» и «Скифы». Поэму «Двенадцать» Блок писал в крайне приподнятом состоянии. «На- днях, лёжа в темноте с открытыми глазами, слушал гул, гул: думал, что началось землетрясение», записал он 9 января 1918 года, в дни создания поэмы (первая запись о ней относится к 15 января: «Мои «Двенадцать» не двигаются», но из неё видно, что работа началась раньше). Заканчивая поэму, Блок 29 января пишет: «Страшный шум, возрастающий во мне и вокруг. Этот шум слышал Гоголь... Сегодня я гений».

«Варварское разрушение поэзии и культуры, шарж на Христа, возглавляющего шайку грабителей и убийц» (круг Гиппиус и Мережковского). «Христос говорит о большевистских симпатиях автора» (В.Короленко). «Интеллигентский гимн Октябрьской революции» (большевик Н.Осинский). «…самая злая сатира на всё, что происходило в те дни» (А.М.Горький). КТО ЖЕ ПРАВ?

В поэме сказалась противоречивость революционности Блока. Блок смутно представлял себе те социальные силы, которые определяли сущность социалистической революции. Поэтому он изображает революцию, прежде всего, как бушующую стихию, он видит, главным образом, ее внешнюю, разрушительную сторону. В «Двенадцати» в качестве красногвардейцев выступает «голытьба».

Не следует придавать этому образу в трактовке Блока чисто религиозного значения. Оно гораздо более смутно и сложно. Блок не нашёл для революции такой символики, которая действительно объективно передавала бы её сущность. Сам Блок остро чувствовал, что образ Христа чужд поэме. Интересны его записи в «Дневнике», относящиеся к поэме: «Страшная мысль этих дней: не в том дело, что красногвардейцы «недостойны» Иисуса, который идёт с ними сейчас, а в том, что именно он идет с ними, а надо, чтобы шёл другой» (20 февраля 1918 г.). И далее: «Я только констатировал факт: если вглядеться в столб метели на этом пути, то увидишь «Иисуса Христа». Но я иногда сам глубоко ненавижу этот женственный призрак» (10 марта 1918 г.). Ту же мысль он выразил 17 февраля: «Что Христос идёт перед ними несомненно. Дело не в том, «достойны ли они его», а страшно то, что опять он с ними и другого пока нет; а надо Другого ? » Когда в 1919 году ему было предложено переиздать поэму, он спросил: «Не находите ли вы, что в «Двенадцати» несколько запоздалая нота?»